Иллюстрации :

1) « На Крутицком подворье »

2) « Башня Симонова монастыря »

3) « Зимний Вечер »

Николай КУЗЬМИН

МАЛЬЧИКОМ Я НОЧЕВАЛ НА ВОКЗАЛЕ,
ЧТОБЫ СХОДИТЬ В ТРЕТЬЯКОВКУ

Есть художники, живущие на облаке. Музыканты, кстати, тоже пытаются, но им это удается реже. А художники - на облаке, и разговаривают со смертными скупо, да и о чем с нами говорить? О наших ценностях? Построил дом, посадил дерево, вырастил сына, поставил дом на капремонт, срубил дерево - состарилось, поругался с сыном - не понимает... Живущий на облаке отключится и станет думать, может быть, о том, что вот был две тысячи триста лет назад такой Пракситель, сваял Афродиту Книдскую. Многим до сих пор нравится.

Если же смертный попробует заговорить о ценностях художника, выяснится, что слов таких нет. Дпя нас уголь - черный, сахар - белый, а живущий на облаке видит в них десятки оттенков, для которых не придумано названий. Поэтому я боюсь художников. У меня с ними языковой барьер. Либо они мучаются, подыскивая слова, которых нет. Либо я чувствую себя клиническим идиотом, которому надо объяснять: «Это храм Василия Блаженного, это дом деревенский, а здесь Остоженка...».

И ходил я, смертный, за Кузьминым Николаем Васильевичем по его выставке в ЦДХ. Гlервая персональная выставка в пятьдесят девять лет - как удостоверение в полном отсутствии пробивных способностей. И трогательная застегнутая пуговка на воротнике без галстука, и картины, о коих поговорим попозже, - все подсказывало, что я попал на облачного жителя. Хотелось казаться умным и причастным, и чтобы в первом вопросе обязательно было слово «колорит». А вырвалось совсем другое:

- Вообще публика любит, чтобы если реализм - так вce было бы прорисовано, как на фотокарточке.

- Некоторые говорят: почему так грубо, коряво, в пятнах... Я как-то сразу начал рисовать карандашом большие картинки. А отец мне говорил: разве у тебя большие? Вот у художников, которые на ярмарке, - у них большие! А ярмарки в Нижнем оформляли Врубель, Коровин, Серов. Отец еще с дедом ездил туда и видел, как художники работали: разводили краску в ведре и квачом мазали - вот это, говорил он, художники настоящие. Наверное, они действительно так свободно писали, и у меня это отложилось: надо свободно писать. Художник должен быть свободным.

Ледок сломан, и картины обретают свою историю . «Дом деревенский» оказывается родительским домом в Нижнем Новгороде - светлый дом, дом детства, в окошках отраженное солнце, но стекла cлeпы, и густая тень легла там, где ей не положено быть.

- Мать умерла, и отец умер давно...

- Сейчас там живут чужие люди?

- Сестра. Приезжает ко мне иногда.

- Это вы писали с натуры? Больше похоже на воспоминание.

- Я все пишу с натуры. Но это скорее не натура, ведь вы понимаете, это скорее впечатление от натуры, мое ощущение, переживание, мой образ... А здесь интерьер этого дома: фотографии в большой раме...

- А это вы?

- Это я... Вот яблоко. Самый лучший для меня символ - яблоко. Еще песня была: «Красное яблочко, розовый цвет, ты меня любишь или нет», - детская такая песенка... Парис, когда красавицу выбирал, что вручал? Яблоко - символ признания красоты. Жар-птица. Время - часы-ходики... Мы перейдем сейчас в следующий зал, там есть Биг Бэн английский. У меня он связан с часами «Павел Буре» - я под их звон вырос. Или еще в Англии на каждом соборе петушки, а для нас петушок - это же Пушкин, «Сказка о золотом петушке»... Удивительно все переплетено. У меня и выставка называется «Связь времен».

- А как вы попали в Англию?

- Здесь уж судьба художника такая - случайная. Я рисовал на Юro-Западной церковь Архангела Михаила. Хорошая церковь - ну, церкви все хорошие. Я рисую. Зима. Подходит мужчина, скромно одетый, стоит, не мешает. А это же длинная история – писать работу. Прошло так полдня, а холодно, он замерз. Чувствую, он меня о чем-то хочет спросить, но, как я уже потом понял, он не понимает по русски-то, он сам из Дании. А родился в Англии. Короче говоря, он увидел мои работы и пригласил и в Данию, и в Англию. Зовут его Гарри, обыкновенный преподаватель университета, без больших денег по западным меркам, но человек интересующийся. А Дания… Опять получается связь. Я когда-то любил читать Андерсена, и Гарри меня свозил туда, где памятник Андерсену, где мир сказочный. Такая далекая страна Дания, страна мечты, и вот этот человек, Гарри, оплатил туда билет и все прочее. А я расплатился картинками.

- Чего вы ждете от этой выставки?

- Ничего особенного не жду, я понимаю, что жизнь - сложное дело. Просто хочу показать картины к юбилею Москвы, которая меня вразумила и вырастила.

- А вы с какого времени живете в Москве?

- С 65-го года, как в «Строгановку» поступил. А вообще, что такое Нижний Новгород - рядом же Москва. Я ездил в Третьяковку, когда был пацаном. Переночуешь на вокзале, в туалете умоешься и пошел в Третьяковку... Туалет был около Клементовской церкви, там все бродяги по утрам собирались умываться... Все художники, конечно, любят Третьяковку. Но я любил ее с детства.

- Праздник у вас на душе, наверное?

- Праздник сделали близкие - жена и дочь. Эгоизмом отдает, когда сам... Я первый раз вижу так много своих картин. В мастерской видишь одну-две работы, а художнику нужно время от времени оглянуться, посмотреть, что дальше делать... Я пытаюсь разобраться - что есть жизнь? Можно ли жизнь воплотить в картине без особой художественной переработки, грубо говоря.

...Он улыбается детскими глазами, как будто это самое обычное дело - задаваться вопросами тайны мироздания. Что есть жизнь? Если ответ вообще существует, его найдет кто-нибудь, живущий на облаке.

Евгений НЕКРАСОВ
Фото Александра АБАЗЫ. Концерн «ВМ»